— По-русски, по-русски говори! — крикнул командир.
Но чеченец его не услышал или не понял. Или не захотел понять.
Командир кивнул в его сторону.
Один из бойцов, вскинув автомат, дал короткую очередь. Чуть позади «чеха» взметнулись фонтанчики земли. Он инстинктивно поджал ноги.
— По-русски! Убьем на хрен! — еще раз проорал, высовываясь из-за угла, командир.
Чеченец вновь обернулся к провалу в земле.
— Они говорят, чтобы вы сдавались.
Из-под земли застучал автомат. Чеченец втянул голову в плечи и быстро пополз обратно. Как видно, тоже жить хотел.
— Вот падлы! — недовольно выругался командир. Судя по всему, опять живых не будет.
— Дайте ему гранаты.
«Чеху» протянули связку гранат. Своих бойцов командир берег. Загнанные в угол боевики были опасны, как раненые звери, — того и гляди из схрона гранаты полетят.
— Возьмешь вот это, — показал командир на гранаты, — и бросишь туда, — кивнул на вход в схрон.
Чеченец покачал головой.
Командир взял его за грудки, рывком притянул к себе и прокричал в самое лицо:
— Пойдешь, гнида, никуда не денешься! Или мы весь твой выводок впереди себя погоним! — И, подтверждая свои намерения, обернулся к личному составу и приказал: — Давай, тащи их сюда! Всех!
«Чех» с ненавистью взглянул на командира.
Бойцы, угрожая оружием, подняли с земли и пригнали семью хозяина дома — пожилую мать, жену, скорее всего еще одну жену, чуть помоложе первой, и нескольких детей.
— Пойдете вперед, вон туда, — показал командир. — Мы за вами. — И, повернувшись к хозяину дома, популярно объяснил: — Нам под пули подставляться интереса нет. Ты им приют дал, тебе их и выкуривать! По справедливости.
Ну, что скажешь?..
Женщины стояли рядком, возле них, глядя исподлобья волчатами, замерли дети. Они даже не плакали и ничего не просили. И даже самые маленькие, которые держались за юбки матерей, носами не шмыгали. Просто стояли, готовые на все.
«Хрен когда мы верх возьмем, — в который раз подумал про себя командир. — Со старшими еще, может быть, и удастся договориться, а с этими — нет. Эти ничего, кроме войны, не видели, для них русский солдат — враг. Эти чуть подрастут и возьмутся за оружие, чтобы отомстить за убитых отцов и старших братьев. Никогда этой войны не выиграть, только если как Сталин, если всех за колючую проволоку загнать…»
— Ну, что молчишь? Не жаль своих?
Чеченец протянул руку к гранатам. Бойцы тут же взяли его на мушку, на всякий случай отступив за женщин и детей.
— Только смотри, без глупостей. Если что, твои первыми лягут!
Чеченец пошел к схрону. Пошел как пьяный, не прячась, не пригибаясь, словно смерти искал.
— Ложись, дурак, ложись! — крикнули бойцы.
Чеченец послушно залег в двух десятках метрах от ямы.
— Скажи им еще раз — пусть сдаются!
«Чех» что-то прокричал. В ответ раздались выстрелы…
— Приготовиться!
Чеченец прополз на животе еще несколько метров и, примерившись, зашвырнул в дыру в земле связку гранат, откатившись за какую-то железяку.
«Профессионально бросил, — отметили про себя бойцы. — Значит, не раз бросал, насобачился…»
Через несколько секунд глухо ухнул взрыв… Почва под ногами вздрогнула, и из дыры повалил дым. Еще спустя мгновение из-под земли, как из преисподней, раздались глухие крики и стоны.
Теперь активного сопротивления со стороны боевиков ждать не приходилось.
— Спускайся вниз! — крикнул командир. — Посмотри, что там делается, и собери оружие!
«Чех» медлил, чего-то выжидая.
Его поторопили, пустив над самой головой короткую автоматную очередь, так, чтобы от пульки волосы на макушке зашевелились. Деваться ему было некуда…
Чеченец прикрыл лицо рукавом и прыгнул вниз, мгновенно скрывшись в дыму. Несколько минут его не было видно, но потом на поверхность, звякнув о камень, вылетел автомат. И еще один…
Все боевики, кроме одного, были мертвы — были искромсаны и растерзаны многочисленными, рванувшими в замкнутом пространстве бетонного бункера осколками. Покойников вытянули на поверхность, обшарили карманы и, разложив рядком, сняли мертвые лица на видео. Но и так было понятно, что никаких известных боевиков среди них нет — так, мелюзга.
Того единственного «чеха», что остался чудом жив, перевязали и тут же, не откладывая в долгий ящик, допросили. То, что из него можно было вытрясти сейчас, потом, когда он очухается, клещами не вытянешь.
— Как тебя зовут-то? — довольно миролюбиво начал командир.
Потому что начинать допрос всегда лучше миролюбиво и с самых невинных вопросов.
Но «чех» отвечать не желал, и тихая беседа быстро исчерпала себя.
— Как тебя зовут?! — добавил металла в голос командир, ненароком задев перебитую ногу боевика, отчего тот громко застонал.
— Так как тебя зовут? — повторил вопрос командир, многозначительно поглядывая на окровавленные бинты.
«Чех» оскалился и выругался, тут же получив страшный пинок в больную ногу, от которого взвыл.
Здесь, вдали от штабов, вышестоящих начальников и прокуратуры действовали иные, чем в кабинетах, законы — законы военного времени. Здесь шла война, где противники стреляли, резали и душили друг друга, когда случалось сойтись в рукопашке, так чего же стесняться? Если бы в плену оказались они, с ними бы тоже особо не церемонились — с них бы с живых шкуру штык-ножами сдирали и глотки, как баранам, резали.
— Ну, говори, падла!
Командир группы захвата умел работать с «языками», потому что ведение допроса в полевых условиях было частью его воинской специальности, которую он постигал еще в училище и после — в частях, на полигонах и армейских сборах. В реальных боевых, там, за линией фронта, когда у тебя на хвосте висят каратели, нет времени «разводить психологию», там любые методы дозволительны, лишь бы правду узнать.